 |
ПОСЛЕДНИЙ ДЖЕНТЕЛЬМЕН ИЗ SUEDE.
Передо мной сидит цветущий Брет
Андерсон, и меня удивляет довольный вид
человека, которого еще четыре года
назад безумно обожали, потом
критиковали и задвигали назад, потом
обвинили в непристойных бисексуальных
призывах, издевались за то, что он
набрал вес, потом его изводил
собственный бывший гитарист, да еще
Дэймонд Албарн, нынешний бойфренд его
бывшей подружки, обвинил его в
употреблении героина.
Поскольку ему уже приходилось заявлять,
что героина он не употребляет, он не
чувствует сеюя обязанным снова прямо
возвращаться к этому вопросу. Однако
Дэймонда, автора обвинений, он не щадит.
А когда речь заходит о другом личном
враге, Бернарде Батлере, выясняется,
что ему до сих пор просто физически
трудно произнести его имя. Для него
Батлер – это “Парень, который ушел”.
Хотя Брет не показывает виду, насколько
это его до сих пор мучает.
БРЕТ АНДЕРСОН: Мы очень долго не ладили. Но особенно это проявлялось, когда мы бывали в поездках. Мы решили продолжать, потому что я чувствовал – группа справится. И решение принял я сам.
РОДЖЕР МОРТОН: Значит, это был обдуманный поступок?
БА: Да, он вызрел где-то в подсознании. Конечно, что-то для первого поколения Suede кончилось, потому что один из нас ушел. Но я принял решение.
По выступлениям Suede в новом составе на сцене лондонского “Гоновер Гранд” в начале этого года действительно почти не заметно, что там не хватает Батлера. Вероятно, заменивший его милый мальчик Ричард Оукс еще не дотягивает до уровня Батлера, но исполняя половину новых песен (которые он, к тому же, впервые стал писать сам), он все больше находит себя.
БА: Он невероятно наш по духу человек. Есть люди наши и не наши. Если находишь своего, надо внего вцепляться. Он становится ключевой фигурой группы. Я возлагаю на него большие надежды.
Так как Андерсон не чужд маккавиализма, можно предположить, что он ввел в группу молодого покладистого музыканта не без намерения укрепить свое лидирующее положение после “государственного переворота”. Вообще, он много сил кладет на то, чтобы подчеркнуть вклад каждого члена – от басиста Мэта Османа до продюсера Эда Баллера – в общее дело.
БА: Никакой диктатуры у нас нет. Мы все – настоящие друзья. Просто я собираю все это воедино. Но я вообще не хочу говорить о прошлом. Оно уже проанализировано вдоль и поперек.
РМ: Но все-таки ты немного изменился?
БА: Конечно. Я многое
изменил. Делая последний альбом, я
почувстововал, что песни снова
заговорят сами за себя. Год, который
ушел на создание этого альбома, был
необходимым восстановительным
периодом. Такие периоды необходимы. Это
как средневековье. Надо отойти в тень и
пересидеть какое-то время и набраться
сил.Я думаю, что кроме нас никто такую
музыку не делает. Я и не претендую на то,
чтобы делать такую музыку, какую делает
кто-нибудь из тоих современников. У
меня такое ощущение, что они пишут
песни одного сорта, а я совсем другого.
Нейтральная полоса, на которой мы можем
встретится, довольно узка, и я этому рад.
РМ: Твой круг общения действительно
такой, как в песне The Beautiful Ones?
БА: Да, друзей у
меня немного, но все они –
мои лучшие друзья. И все они торгуют
чипсами.
РМ: Неужели?
БА: Уверяю тебя! Мой самый лучший из
лучших друзей работает в “Фиши”
на Окстед. Они там кричат: “Становитесь
фэнами Suede, ешь
чипсы Suede!”
Эксцентричное зрелище, наверное, когда милорд Брет с магнитофоном под мышкой шляется по лондонским улицам, заглядывая в дешевые забегаловки! За последние два года, пока в группе происходили внутренние преремены, многое изменилось в музыкальном мире. Поднимается волна брит-попа, и, вернувшись в этот мир, Брет от него отнюдь не в восторге.
БА: Как ни странно, но я думаю, что Suede положили начало всему этому песнями, которые написали два года назад, когда еще никто и не думал о термине “брит-поп”.
РМ: Беспокоит ли тебя место твоей
группы в рейтингах?
БА: Да, хотя больше меня беспокоит
повальное увлечение этими цифрами и
американизированной страстью к успеху
во что бы то ни
стало. Людей завораживает заявление
вроде “По всему
миру продано пять миллионов дисков!”.
Превращают музыку в арифметику! Я бы
посмотрел на любую, самую успешную
группу, которая потеряла бы ключевую
фигуру и выжила. Для этого требуется
огромная вера в себя да и талант
немалый.
РМ: А как насчет Дэймонда Албарна?
БА: Все это мне кажется ужасно
фальшивым. Нам бросают обвинение в
фальши, а мы никогда не произнесли ни
одного фальшивого слова. Весь этот
извращенный снобизм в музыке я считаю
унизительным для рабочего класса. Но в
конечном счете, все дерьмо, и музыка
тоже, так что это не имеет значения.
Если ты родом из бедной семьи –
как я – ты будешь
стараться стать лучше. Это не значит,
что надо претваряться, будто покупаешь
себе одежду на дешевых распродажах.
РМ: А к Oasis
ты относишься получше?
БА: Да, в том, что они делают, нет
ничего плохого.
РМ: Мне кажется, что
эффект от твоего признания в латентной
бисексуальности превзошол твои
ожидания.
БА: Дело втом, что ничего не
изменилось. Я никогда не жалею ни о чем,
что сказал или написал. Тогда я писал
так, какчувствовал. Стои вам наяать
писать о сексе, как вы становитесь чуть-чуть
изгоем, ваши песни считают “рискованными”.
Это ужасно скучно, потому что многие
двери, ведущие внутрь себя, остаются
закрытыми. Тебя начинают считать “шибко
умным” да еще
зацикленным на сексе. Люди ничего не
желают об этом слушать, потому что это-не
мейнстрим… В
последнем альбоме куда меньше
сексуального наваждения. В этом смысле
наш первый альбом намного сексуальнее.
Думаю, я сам стал намного спокойнее в
этом отношении.
РМ: Ты страдаешь нарциссизмом?
БА: Нет. По-моему,
многиетак думают,потому что я не
слишком-то охотно говорю о своей
внешности. Глядя в зеркало, я не говорю
себе: “Ух ты, какой
я красивый!”. Я
говорю себе: “Черт,
какой я дохлый и женственный, но ведь с
этим ничего не поделаешь”.
Но средства массовой информации
вдоволь поиздевались надо мной. Каждый
раз, как натыкаюсь на свою фотографию,
там обязательно присутствует боа из
перьев!
РМ: Так что твоя жизнь
отравлена боа из перьев?
БА: Не то что
отравлена, но какое-то
непонимание существует, считается что
мы полностью соответствуем своему
имиджу, а это далеко не так. Я бы, может,
и привык, но в какой-то
момент это становится невыносимым.
Люди говорят тебе: “Я
никогда не слышал ни одной твоей вещи,
но видел твои фотографии в журналах”.
Но я не модель, и быть ею не собираюсь.
РМ: Ну вот мы и дошли до наркотиков.
БА: Думаю, “экстази”
многим людям доставил приятные минуты,
помог избавиться от зажатости и
открыть в себе новые стороны. Он
придает дружелюбия, когда надо
общаться. Как бы то ни было, делают это
все. Куда ни пойдешь в Лондоне, всюду
встречаешь людей, которые принимают
какие-нибудь таблетки. Возможно, это и
хорошо.
РМ: В некоторых районах Лондона твое
утверждение сочтут спорным.
БА: Ну и пусть. Для
меня это так. Если наркотики-часть
твоей жизни и жизни твох друзей, значит
это просто… жизнь.
РМ: За последнее время ты попробовал
какой-нибуть новый наркотик?
БА: Да. Но сейчас действительно не
могу втянуться
К каким бы дипломатическим ходам ни прибегал Андерсон, говоря о самом себе, два основых факта ему скрыть не удается. Потеря Батлера отрезвила группу, которая уже начала терять здравый смысл. Драма была изжита с помощью самой банальной домашней жизне.
БА: Я часто хожу в кино, ухаживаю за своими кошками и… скучаю. Злюсь на домовладельцев, которые никак не починят лестницу. Хожу по магазинам,готовлю гаспачо, покупаю антиквариат.
Такое уравновешенное, размеренное существование не очень-то приличествует единственному, как считается, наследнику британского рока. Однако противоречивость его натуры, возможно, и помогает ему выживать, что ему, безусловно, удается.
БА: Чтобы работать в группе, надо
уметь вертеться, уметь все, хотя бы
понемногу. Ты и политик, и оратор,
имузыкант, даже бухгалтер. Это все
равно что домашнее хозяйство, черт его
дери. Пять тысячь дел одновременно, и
все их надо делать хорошо. Думаю, что весь этот год мы
провалялись на диванах, на самом деле-ничего
подобного. Есть ощущение, что теперь
группа стала единой и намного сильней,
чем раньше.
РМ: Значит, сейчас вы довольны тем,
как обстоят ваши дела?
БА: Думаю, да. Но яне отношусь к
любителям посидеть в кресле и покурить
трубку. Внутри
сидит какой-то демон. У меня есть
честолюбие, да и этот мерзкий “успех”
манит.
Млорд Брет Андерсон спустился с холма без своего Батлера, возродил из пепла Suede, чтобы напомнить нам, чего нам не хватало.
РМ: Кстати, почему тебя называют
“милордом”?
БА: Не знаю.
Наверное, во мне течет голубая кровь!
Да нет, это, наверное, мой менеджер
выдумал.
Сказано джентельменом, который вернулся к реальной жизни.
Роджер Мортон, журнал “Vox”, август 1996г., "ОМ", март 1997 г.
